| Мы шли молча, в румяном свете догорающего заката. Потрескавшаяся асфальтовая дорога, тянулась вдоль бедного на растительность леса и, перекошенных линий электропередач. Было тепло и тихо. И лишь неровная поступь наших шагов, оповещала окрестности о чьем-то присутствии.
Ни один из нас не решался обмолвиться, так как в безжалостной памяти, еще пылало воспоминание о ужасной гибели нашего товарища, нашего лучшего друга.
То, что осталось от него — мы похоронили не далеко от места, где его и нашла внезапная смерть. Нашла накануне своего тридцатилетия…
Там же мы погребли и его именное оружие, сделанное под заказ, одной из сталкерских группировок. Мы просто не имели права его присвоить — он так им гордился…
Я остановился, чтобы подкурить вынутую сигарету, остальные последовали моему примеру и тоже закурили. Я курил уже десятую за час.
— Тепло, — надтреснутым голосом произнес Олег и сняв с плеча автомат, опустился передо мной на корточки. Это было первое слово, произнесенное за три часа.
Устало присаживаясь на свой рюкзак, я кивнул, выпуская клубы дыма изо рта. Потом поглядел на расплывшийся по горизонту — кровавый шар, от которого вскоре должны остаться лишь воспоминания. Воспоминания. Черт бы их побрал, эти воспоминания!
Мой взгляд опустился на дорогу и бегающих по ней муравьев, я искренне позавидовал им и невольно задумался…
Вот они суетятся, шустро бегая по неровностям асфальта, таскают каких-то жучков и личинок, сообща выживают в этом безумном мире. Не ведают о том, что за ними кто-то наблюдает с высока… Кто-то, кто нечаянно способен прервать их существование.
Моя рука вынула изо рта окурок и затушила его на одном из муравьев, что усердно тащил какую-то тяжелую былинку.
…и вот один из них погибает внезапной смертью. Скорбят ли по нему остальные? Есть ли у него друзья, которым не плевать на случившееся? — Вряд ли.
Он был всего лишь заменимым винтиком, тихим голосом, среди тысяч других…
Я вдруг улыбнулся, видя как один из муравьев подбежал к обгоревшему трупу своего собрата, но улыбка быстро сошла с моих губ, понимая, что подбежал он лишь для того, чтобы забрать ценную былинку…
Вот так и с Ванькой… Попал бедняга под окурок, неудачно или нарочно — затушенный суровой судьбой…
— Степка, — окликнул меня Санек, сидевший рядом, на Ванькином рюкзаке. Его обеспокоила моя меланхоличная задумчивость. Я поднял взгляд на его небритое лицо и кашлянув, тяжело выдохнул.
— Надо двигать, сумерки скоро.
Мы поднялись и взвалив рюкзаки — продолжили путь к своей обители. Нам очень хотелось напиться. И не только из-за смерти Ивана, хотя эта причина и была главенствующей. Просто очень хотелось выпить, отогнать подальше депрессию.
Мы снова шли по нагретому дневным солнцем асфальту, и я думал о Ваньке… Наверное и Санек с Олегом, тоже думали о нем.
Помнили, каким он был чудаком после пары рюмок, как потом нелепо заводил разговор с девками…, как живописно рассказывал анекдоты, как смеялся сам…
Помнили его слова: — «покуда Зона терпит меня — потерплю и я!», он говорил так каждый раз, когда чудом возвращался из очередной вылазки в Зону. Дотерпелся, мать его…
Мои глаза помутнели и сгустившиеся сумерки, скрыли от глаз моих друзей — скорбные слезы. Я поспешил промокнуть их рукавом. В Зоне не допустимо давать волю чувствам.
Оглушенные трагическим событием, мы совсем забыли про осторожность, которая здесь и сейчас, была вовсе не лишней. В предательских сумерках, мы не заметили движение людей вдалеке, на дороге, которая продолжалась уже не асфальтом, а крупным гравием. И вполне могло статься, что это были вовсе не люди… А какие-нибудь зомби, или того хуже — военные!
Спустя пару минут и несколько десятков шагов, в метрах двадцати от нас — вспыхнул яркий прожектор и фары бмпэшки… Слепящий свет ударил нам в глаза, заставляя вздрогнуть от неожиданности.
Мы встали как вкопанные. Бежать было поздно, равно, как и хвататься за оружие. Это означало, сложить головы не сходя с места!
— Вое-е-нные… — с обреченной злобой процедил Шурик, бросая на дорогу Ванькин рюкзак и оружие.
Я и Олег — поступили так же.
В тишине, несколько пар солдатской обуви, зашаркали по пыльному гравию. Кто-то спрыгнул с БМП на дорогу, при этом устало выдохнув. Щелкнул затвор автомата.
— Ну все — хана… — выдавил Санек. Я глянул в его сторону и подсознательно согласился.
Прикрываясь от яркого света рукой, а другой „упираясь“ в небо, мы старались не
нервировать резкими движениями — и без того очень нервных солдат. Последние отчего-то молчали, что было весьма странно — ведь иной раз сыпят одним матом… Может „контроллер“ поработал? Тогда точно — хана!
Внезапно, яркий прожектор погас, остались гореть лишь фары БМП, но один хрен, глаза еще помнили свет прожектора и ничего не видели. Мы переминались с ноги на ногу, не решаясь что-либо произнести.
За нас это сделал чей-то хриплый и басистый голос:
— Ну чё ёпа мать, погулять захотелось? Кто бля такие!?
От этих слов мне немного полегчало. Ну хоть не зомби, и то ладно. А с не сразу стреляющими военными, можно попробовать договориться.
— Сталкеры! — выпалил Олег и зачем-то пнул свой рюкзак, пологая видимо, что это подтвердит его заявление.
— Руки так, чтобы я бля — их видел…! — рявкнул солдат и не спеша зашаркал в нашу сторону.
— В рюкзаках чё?
— Хлам, — шутливо отозвался Олег.
Стоявшие возле бмпэшки солдаты — устало хмыкнули.
— Хлам говоришь. Н-да…
— Слышали хлопцы!? — крикнул он им, — Эти клоуны ХЛАМ, из Зоны таскают! На металлолом наверное! — солдат заржал, и чем-то напомнил ишака. Потом давясь от смеха, добавил:
— А вы случаем не из „зеленых“ будите? Редких зверей-мутантов не охраняете? Так тут их навалом, которых бесцеремонно истребляют! — стоявшие возле БМП солдаты, разделили веселье сослуживца.
Наконец мои глаза, более менее привыкли к свету фар, и теперь я смог разглядеть тех, кто так неожиданно прервал наш путь «домой». Обладатель хриплого голоса и нездорового чувства юмора, подошел почти вплотную к Олегу, оказавшись на голову ниже последнего.
— Так хлам значит? — почти с иронией в голосе произнес он.
Олег вяло улыбнулся и кивнул. На что невысокий солдат, отреагировал неожиданным ударом руки, в пузо шутника. Шутник согнулся пополам и закашлялся.
Я вдруг понял, что договориться с этими отмороженными весельчаками, будет весьма проблематично.
— Так что в рюкзаках? — кашлянув, снова вопросил солдат, теперь уже серьезно.
— Ну хабар там…, но половина то — хлам! — привлек я внимание драчуна. Тот направил свои стопы ко мне, и через секунду, его небритая физиономия оказалась в паре сантиметров от моей.
Дыхнув перегаром, он выпалил почти на одном дыхании:
— Вот такой вот бля — хлам, пару дней назад, двоих из моей роты — спалил! Таких же вот как вы — клоунов — шмонали, и на тебе — результат…
— Не повезло им. — утирая оплеванный подбородок, бросил я.
— Не в везении бля дело! — взвился военный, — в этой местности «хлам» странный какой-то! Здесь вообще что-то не так…, здесь все не так! Сок древесный — сродни яду, „колючка“ местами, сама стены оплетает, точно плющ…
Паранойя, — подумал я. У военных такое часто бывает, и это делает их опасней любого мутанта.
Никогда не знаешь, что у них на уме. Вот заметит к примеру солдатик, что у напарника в ночном дозоре, глаз задергался — не раздумывая примет за проделки контроллера и пристрелит! И будет прав. С мертвых-то не спросишь.
— Ну, немного необычный хлам, — унимая тревогу в душе, заявил я, — на, проверяй!
— Э-э нет бля! Ты давай умник сам, рюкзачок-то открой!
Я глянул на пожимающего плечами Санька и почти оправившегося после удара Олега. Потом не спеша опустился на корточки и принялся расстегивать рюкзак — Ванькин. Стоявшие возле бмпэшки солдаты, топтались на месте точно кони и, не спускали с нас глаз. Их автоматы грозно смотрели в нашу сторону, готовые по команде старшего по званию, или еще хуже — своего сердца, разрядить по нам всю обойму.
Завалив при этом и этого хриплого коротышку — по всей видимости их командира.
Я понимал, что весь хабар у нас отнимут, а самих, скорее всего изобьют до полусмерти и бросят где-нибудь в овраге! Такое уже бывало, и не раз…, правда не с нами.
И теперь наверное, подошла наша очередь.
Военные не любят сталкеров, это факт. Да и за что нас любить? Если сами мы — зачастую недолюбливаем друг друга! До смерти.
Я не горел желанием ворошить внутренности Ванькиного рюкзака, но «дары» Зоны — никогда не считались среди нас, чем-то личным… То, что таит в себе смерть — просто не может быть личным!
— Ну? — глянул я на подвыпившего солдата.
— Пустышки гну! Доставай бля, свой хлам!
— Да ты что командир, проще в русскую рулетку сыграть! — взволновался я. — Каждый отшлифованный Зоной — сталкер, знает, что вынимать артефакты из общей кучи, без спец.приборов — опасно для жизни!
— Давай-давай, достовай!
— Да ты знаешь мудак, — отрывисто залепетал я, — что свойства артефактов изменяются, когда вступают в контакт с себе подобными!? Да откуда тебе знать, ты ведь только водку жрать можешь, да на строевой глотку драть! Брось… — не слабый удар в скулу, прервал меня на полуслове. Видимо недалекому солдафону, были невдомек мои объяснения.
— …брось в рюкзак обычную подкову, — продолжил я, потирая скулу, — и через час вся ее мнимая удача — обратиться в ничто! И она убьет тебя! — мое сердце заработало на «красном пределе».
Олег и Санька, озаренные светом фар — нервозно наблюдали за мной и солдатами. Напряжение нарастало, а терпение импозантного коротышки — иссякало.
Еще пара минут общения в подобном русле, и кому-то из нас станет совсем плохо. Я решил потянуть время и на свой страх и риск, вынул из Ванькиного рюкзака — первое что попало под руку. К нашему общему удивлению — это оказался почти новехонький фотоаппарат с вспышкой!
Где Ваня его нашел — я не имел никакого понятия, но кажется, он даже был в рабочем состоянии… Эх Ваня, Ваня — ты всегда мог удивить… Даже после смерти.
Я покрутил в руках фотик, направил объектив в сторону склонившегося над рюкзаком — солдата, и не успел произнести и слова, как сработала вспышка(сама по себе)… И почему-то сразу, погасла одна фара бмпэшки, и рядом с ней, что-то заревело и гулко попадало на землю(словно кто-то уронил сразу несколько тыкв).
От неожиданности я выронил фотоаппарат и уставился на солдата. Он как-то странно поглядел на меня, потом его губы зашевелились, и до меня донесся сдавленный голос:
— Что…что…, ты сде…лал? Су-ка…
Все трое, мы разинули рты, видя как половина туловища солдата — безмолвно сползла и шмякнулась на землю. Ноги остались на месте, но секундой спустя, тоже упали…
Опомнившись, я взглянул на то место, где еще недавно топтались несколько солдат, но вместо оных, в полутьме различились очертания трех обезглавленных статуй. Которые вскоре, тоже, звучно предались земле.
Потом что-то заскрежетало и с шумом грохнулось — это был, увенчанный потухшей фарой — кусок БМП! После чего, наступила мертвая тишина.
Случившееся, не надолго ввело нас в состояние ступора, хотя в Зоне мы повидали достаточно ужасов, чтобы с легкостью стереть из памяти подобное.
Через несколько минут мы опомнились, и взвалив рюкзаки, поспешно зашагали по дороге. Олег на секунду задержался, глядя на загадочный фотоаппарат, так и продолжавший все это время лежать на земле.
Мы знали, что вскоре, военные хватятся экипажа этого несчастного БМП, и пошлют другой на поиски. Встреча с ним, не входила в наши планы.
Я с наслаждением втянул в себя свежий ночной воздух, окликнул Олега и поглядел на мрачного Саньку. Он достал сигарету и закурил, а мне впервые за этот день, курить не хотелось.
Сзади послышались частые шаги Олега, он догонял нас. Я успокоился по этому поводу и через какое-то время, теперь уже без приключений, мы продолжили прерванный путь к своей обители.
Луна и звезды пристально наблюдали за нами, и взглянув на них, я снова вспомнил Ваньку… Быть может, одной звездой на небе, стало больше.
Спустя несколько дней
Я сидел в баре и потягивал пивко. Полученные с продажи хабара — деньги, что называется жгли ляжку, и мне хотелось сегодня как следует кутнуть. Но как на зло, ни Олега, ни Саньки — в городе не было, уехали по каким-то личным делам, в Москву.
Ну и хрен с ними. Чё выпить что ли не с кем? Вон, за дальним столиком какие-то шалавы глазки строят, подсяду, зеленью тряхану, и на ночь они мои!
С этими мыслями, я оторвал свой зад от стула и уже было направился к размалеванным(ну точно клоуны) девчонкам, как мой сотовый запел похоронную мелодию… Звонил Олег. Оказывается, он был здесь, в Славутиче, и срочно что-то хотел мне показать. Я сказал ему название бара, в котором завис, и он обещал подгрести в течении часа.
Допив остатки пива из бутылки, я еще раз глянул в сторону развеселых девиц, которые вероятно были уверены, что я поднялся со стула именно для того, чтобы насладиться их компанией. Но я их разочаровал. Мой зад снова опустился на стул, а официантка принесла еще пива.
Спустя полчаса и три бутылки, дверь в бар снова отварилась, явив моему помутневшему взору — Олега. Его выбритое лицо, сперва адресовало мне знакомую улыбку, а потом снова приобрело каменную гримасу. Я уже привык к этому выражению его лица, которое могло выражать и скорбь и веселье, и еще кучу других чувств.
Он спешно подошел к моему столику, схватил только что открытую бутылку пива и разом ее опустошил. После чего издал громкую отрыжку и бросил передо мной на стол, какой-то желтый конверт. Запоздало пожав ему руку, я ничего не спрашивая, вынул из конверта одну единственную фотографию.
Мой помутневший разум, сперва не понял, что на ней было изображено, но потом, внутри меня словно похолодело, как если бы я проглотил кусок льда. Я поднял отрешенный взгляд на Олега. Он ничего не сказал, только кивнул.
Я вновь уставился на черно-белое фото, которое из тлеющих углей памяти, раздуло в моем мозгу, безжалостное пламя воспоминаний… Я вспомнил все, что запечатлел этот снимок, ведь я сам его сделал(или почти сам)… Но на нем была еще одна деталь, которая шокировала меня, от которой все тело сковывал мистический ужас…
Вот что мои глаза увидели на снимке; на переднем плане, знакомый фрагмент невысокого человека в камуфляже, его туловище загадочно пересекала белая линия. На заднем плане дорога, и часть БМП, немного скрытая белым пятном(от света фары), и три солдата рядом, у каждого по белой полоске на шее.
Но с разинутым ртом, я продолжал пялиться на середину сего снимка, где немного невнятно, было запечатлено нечто мистическое и загадочное, нечто призрачное, с размытыми очертаниями. Нечто, с громадной, светящейся косой в руках…Нечто, обладающее отчетливым лицом! Знакомым лицом! Мертвенно-бледным, осклабленным — лицом Ваньки… |
